Питер Брейгель

Множественное эхо

В творчестве Питера Брейгеля Старшего мы найдем следы многих влияний. "Переварив" их, он сделал их органической частью собственного художественного мира, который в результате оказался на редкость уникален. Он - из тех миров, которым, в свою очередь, подражают другие.

К концу жизни Брейгеля его картины пользовались огромным спросом. При этом большинство их содержательных уровней оставалось закрытым для зрителей, ориентированным на "плоское" прочтение брейгелевского художественного мира. Очень долго (уже после смерти художника) продолжали спорить, кем же он был на самом деле - деревенским бытописателем или правоверным "босхианцем". Важнейшие аспекты творчества художника как бы выпали из поля зрения критиков.

На то были и объективные причины. Почти все картины Брейгеля разошлись по частным собраниям, то есть оказалось невозможным оценить его творчество как нечто целое. Любопытный факт: в 1609 году архиепископ Миланский, обратившийся к сыновьям художника с просьбой продать ему одну из картин их отца, услышал в ответ от Яна, что все "свободные" работы "перехвачены" семейством Габсбургов. В такой ситуации приходилось довольствоваться малым и основываться на общедоступных "частностях". Например, на гравюрах, изданных Иеронимом Коком.

Что касается приверженности Брейгеля к изображению деревенского быта, то тут мы имеем дело с набором полумифических фактов, не поддающихся проверке. Еще ван Мандер упоминал о крестьянском происхождении художника. Он же утверждал, что Брейгель был известен под именем Питера Шутника, которое якобы получил за свои пронизанные деревенским юмором сцены. Последнее очевидным образом противоречит тому, с чем мы встречаемся в общепризнанных "сельских" шедеврах художника.

Брейгель - двойственен. Он ориентирован на нидерландскую народную культуру - но только до тех пор, пока это не вызывает нареканий преуспевающих заказчиков; это чертит границу "народности" его творчества.

Народные и "культурные" источники Брейгеля перечислить несложно. Это популярные в то время нравоучительные истории и нидерландский фольклор. Это мифология и библейские сюжеты. Это знаменитый "Корабль дураков" Себастьяна Бранта, впервые опубликованный в 1494 году (картина "Безумная Грета" обязана своим рождением именно этому тексту) и ряд похожих по содержанию и гуманистическому пафосу книг. Не вызывает сомнений, что Брейгель читал произведения Эразма Роттердамского. В 1500 году вышла в свет книга Эразма "Старинные пословицы", несколько десятилетий остававшаяся "бестселлером". В позднем творчестве Брейгеля мы услышим отзвуки еще одной книги Эразма - "Похвалы Глупости" (1509) с ее горьким сарказмом, в который окрашено отношение к современности.

Другими словами, "легковесным" фон картин Брейгеля никак не назовешь. Скорее, наоборот - они глубоко трагичны, даже пессимистичны. Брейгель пишет мир, лишившийся стержня, на котором он возрастал столетиями. Католическая церковь вообще выведена художником за границы содержания его произведений, а это о многом может сказать. Художник остро ощущал греховность (то есть неправильность) окружающей жизни. Он скорбно писал: "Все, что мы имеем, дано нам по нашим грехам. Все, чем мы гордимся, все, к чему стремимся, - пустое. Каждый из нас желает поучать других, но никто не хочет обратить взгляд на себя. Каждый стремится править другими, но никто не хочет быть покорным деснице Божией".

Перечисляя источники творчества Брейгеля, мы ориентировались на зрелый период его творчества. Но Брейгель не сразу стал зрелым. Тому предшествовали искания и сомнения - надо думать, достаточно интенсивные. При обращении к раннему его творчеству возникает необходимость пополнить созданный нами список источников. Очевидно, в него следует добавить дешевые гравюры на дереве - их печатали на больших листах бумаги и продавали повсюду. Кроме того, существовали своеобразные "карнавальные" гравюры, ставившие - в традициях смеховой культуры - мир с ног на голову; их отголоски мы найдем в той же "Безумной Грете" или в "Играх детей".

Вообще, "карнавальность", будучи основой народной культуры, не могла не отразиться в брейгелевском художественном мире. Многие исследователи, рассуждая о корнях его творчества, вспоминают ладьи с аллегорическими фигурами, непременных спутников карнавала (такие, слегка "утрированные", ладьи обнаруживаются на заднем плане "Битвы Масленицы и Поста"). Еще пример: "Вавилонская башня" была написана Брейгелем вскоре после праздника Троицы, сопровождавшегося шумными карнавальными шествиями. Быть может, именно они навеяли художнику сюжет его будущей картины? Композиция "Безумной Греты" (1562) может рассматриваться как пародия на разыгранное годом ранее в Антверпене театральное действо "Сошествие Христа в чистилище" - типичный прием смеховой культуры, намертво завязанной с традициями карнавала.

После переезда в Брюссель в 1563 году Брейгель несколько поменял вектор своих исканий, обратившись к опыту итальянской живописи, в частности - к картонам Рафаэля, на несколько лет попавшим в Брюссель (по ним ткали гобелены), и хранящимся в столице гравюрам, созданным по работам Микеланджело.

Укрупнив фигуры на своих полотнах, Брейгель стал чаще рисовать на отдельных листах. Эти рисунки художник делал мелом и тушью - как правило, для себя. До нас дошло более 50 таких рисунков, образующих целую галерею средневековых социальных типов - от пастухов и лесорубов до купцов и пилигримов. Это было своеобразное самообучение, предваряющее создание законченных образов в больших произведениях.

Наконец, на сквозняке новомодных художественных течений, гулявшем в придворных кругах, Брейгель испытал и влияние маньеризма, для которого была характерна приверженность к так называемой "беспорядочной" композиции (основной объект при этом оказывался на периферии зрительского внимания). Для Брейгеля, воевавшего не на жизнь, а на смерть с человеческой глупостью, этот прием оказался необыкновенно органичным. К "беспорядочным" картинам Брейгеля относятся, например, "Шествие на Голгофу" и "Падение Икара".

Многоликий мастер

Подобно Босху, с которым часто его сравнивают, Питер Брейгель Старший прожил "немую" (для нас, потомков) жизнь, практически не оставив после себя ни документов, которые могли бы "озвучить" эту немоту, ни четко атрибутированных своих изображений. В подобной ситуации единственный объективный источник - это его творчество. И здесь мы сталкиваемся с одной странностью - потрясающей многоликостью Брейгеля. Он одновременно средневековый моралист и пейзажист; истинно народный художник и человек, чья живопись несет отчетливые следы ренессансного влияния; католик и протестант; сатирик и трагик; приверженец фантастического гротеска и художник, влюбленный в реалистическую подробность... И вместе с тем - где-то там,, на тайной глубине, которой отмечено его творчество, - все эти противоположности сходятся; там звучит громкое утверждение единства всего живого (природы и человека, в частности); там христианство ощущается как вечно живая реальность. Абрахам Ортелий писал о своем друге: "Брейгель еще задолго до того, как науки приняли свою современную форму, предугадал идею о закономерно управляемом единстве и создал его живописный образ". И еще: "Во всех работах нашего Брейгеля таится больше, чем изображено".

Назад

К списку работ