Искусство

История искусства

Василий Дмитриевич Поленов



Новая красочность

В начале своего пути Поленов довольно интенсивно экспериментировал,-в зрелых своих произведениях явился создателем нового жанра, но главная его заслуга заключается в том, что он научил художников по-новому обращаться с красками.

Поленов поздно нашел себя. Несмотря на получение по окончании Академии художеств Большой золотой медали, за границу он поехал, раздираемый разнообразными - и часто противоречивыми - художественными устремлениями. Было ему в ту пору уже 27 лет. Этим он отличался от своего товарища И. Репина, сформировавшего собственную художественную концепцию очень рано.

Академизм никогда не вызывал у него отвращения, хотя известны его характерные критические высказывания, относящиеся к поре учения в Академии. Друг семьи Поленовых, Ф. Чижов (хорошо, кстати, знавший А. Иванова и своими рассказами о нем вызвавший у юноши живой интерес к этому живописцу), записал в середине 1860-х годов: "Вчера в разговоре с ним я видел, что он сильно имеет расположение к натуральной школе. Он нападает на то, что их во что бы то ни стало заставляют быть в Академии историческими художниками". Странно - вместе с тем Поленов вышел из Академии с твердым убеждением в том, что он предназначен для исторической живописи. Явное противоречие. На самом деле, их, этих противоречий, много. Сам Поленов отмечал около этого времени: "Искусство желает получить волю и освобождение от схоластики и академической рутины", - но тут же существенно "снижал" собственный манифест, заявляя: "Художники с малым талантом или без оного не идут теперь дальше фотографии и разнообразят только способы выполнения внешнего", - а это уже очевидный камень в огород "натуральной" школы, к которой он якобы имел "расположение". Все это говорит о неустоявшихся позициях молодого живописца.

С академизмом и Академией, вообще, не все так просто. Протест против академических принципов психологически объясним - в молодости все рвутся открывать неизведанные пути, все относятся к предшественникам как к закоснелым рутинерам, но по трезвом размышлении оказывается, что хорошая строгая школа необходима любому мастеру - в противном случае все его новаторские дерзания, не обеспеченные знаниями и навыками, повиснут в воздухе. Тот же Поленов позже говорил: "Я очень люблю нашу Академию и несказанно ей благодарен за свое свободное развитие". И не только Поленов. Репин, признанный глава изобразительного реализма, в 1877 году поклонился Академии, сказав: "Теперь на свободе рассуждая беспристрастно, я не вижу в Академии врага, которого где-то в ней откопали, она у нас так свободна!" Вот так-то.

Дело не в Академии, а в необходимо наступающем (или в худшем варианте - не наступающем) для каждого художника моменте ясности, моменте истины, когда он с последней ответственностью осознает собственное призвание. С Поленовым такое случилось примерно в финале его пенсионерской командировки за границу. Снова цитируем самого живописца: "Пользу командировка мне принесла во многих отношениях, главное, в том, что все, что до сих пор я делал, не то, все это надо бросить и начать снова-здорово. Тут я попробовал и перепробовал все роды живописи: историческую, жанр, пейзаж, марину, портрет головы, образы животных, натюрморт и т. д., и пришел к заключению, что мой талант всего ближе к пейзажному, бытовому жанру, которым я и займусь".

Начать "снова-здорово" у Поленова получилось блестяще. Вот тут-то пригодились все его увлечения (называемые обычно влияниями), которые до того плохо "приспосабливались" к чему-либо. Прежде всего, в этом ряду нужно назвать Паоло Веронезе, чьим тонким чувством красок, умением сочетать тона, свободой композиции и легкостью кисти Поленов неизменно восхищался, называя великого итальянца непревзойденным "объективным реалистом". Еще одна значимая для художника фигура - М. Фортуни, чья виртуозная техника, по словам Поленова, "является в таком богатстве, что перестает быть манерой, а делается творчеством". Многому он научился у барбизонцев, сделавших пейзаж основным жанром своего творчества. Наконец, не прошел Поленов мимо технических новшеств, предложенных импрессионистами, хотя к их манифестам отнесся довольно прохладно. Из русских художников, благотворно повлиявших на него, отметим А. Иванова и А. Саврасова, чей, кстати, пейзажный класс он принял позже в Училище живописи, ваяния и зодчества.

В Россию Поленов вернулся убежденным пленэристом. Первые выставленные им работы удивили зрителей невиданными в тогдашней русской живописи чистыми красками, цветными тенями, свободным мазком. Заговорили о "европейском духе", доставленном художником из-за границы в родные Палестины. Но если он, этот "дух", и был, то очень скоро оказался существенно скорректированным национальным контекстом, превратившись в совершенно самобытное явление. Знаменитые пейзажи Поленова язык не повернется назвать "несамостоятельными".

Между тем, и пейзажная живопись у Поленова менялась на протяжении его жизни - он постепенно отказывался от академических канонов, долгое время довлевших над его творчеством. Однако до определенных пределов: он шел к новейшей декоративности, пытался "ухватить" яркие образы, но при этом настаивал на необходимости кропотливой черновой работы, не терпел эскизности и мимолетности, а именно к ним склонялась новейшая живопись - та самая "отрадная" живопись, родоначальником которой Поленова называют и апофеоз которой мы находим в творчестве В. Серова и К. Коровина. Этот момент стал пунктом расхождения Поленова с его любимым учеником, К. Коровиным, чью концептуальную "эскизность" конца 1880-х годов учитель воспринял как элементарную небрежность.

Сказанное касается и этюдов, привезенных Поленовым из своей первой поездки на Восток, которую он предпринял, чтобы собрать материал для задуманного им евангельского цикла. Эти этюды имели оглушительный успех, особенно ими восхищались молодые живописцы. И. Остроухов вообще утверждал, что в них Поленов "открывал русскому художнику тайну новой красочной силы и пробуждал в нем смелость такого обращения с краской, о котором он раньше и не помышлял".

Если мы называем Поленова в какой-то мере предтечей модернизма в России, то следует добавить, что в этом качестве он проявил себя, в большей степени, в "прикладных" для его творчества областях - в театре и архитектуре. И это его воздействие длилось очень долго. Его ученик М. Нестеров так писал о своем учителе: "Волшебное обаяние красок Поленова имело решающее значение для творческого самоопределения многих художников младшего поколения". Для уточнения масштаба деятельности живописца и его значения для истории искусства уже немало.

Связующая нить

Поленов уникален. Он своим творчеством ломает законы развития искусства, которые предполагают безоговорочное отрицание "детьми" "отцов". Такое отрицание часто становится идеологической основой новых художественных направлений. Так, передвижники утверждали свою живопись в борьбе с приверженцами академизма, а крупнейшие художники перелома веков находили новые решения, жестко критикуя "социальную" и "бесцветную" живопись передвижников. Поленов в этом смысле всепримиряющ. Не отказываясь от академических принципов построения композиции, он без малого сорок лет своей жизни отдал делу передвижников, одновременно выступив воспитателем новой генерации мастеров, совершивших модернистский переворот в русском изобразительном искусстве в конце XIX века. Он вообще многое в себе сумел соединить - часто несоединимое. "Его библейские сцены - как мог он совместить в своей душе, - удивлялся Ф. Шаляпин, - это строгое и красочное величие с тишиной простого русского озера с карасями ? Не потому ли и над его озерами веет дух Божества"?"
Назад К списку картин