Алексей Саврасов

Создатель русского пейзажа

Саврасов стоит у истоков национального пейзажа - он первым запечатлел на полотне красоту русских полей, звучащую негромкой музыкой и пронизанную неземным светом.

С именем Саврасова связан один устойчивый миф. То есть даже не миф, а, скажем так, настойчиво внедряемая неточность. Ее появление спровоцировано самим характером творческого пути художника. Своеобразная кольцевая композиция этого пути бросается в глаза и не искушенному в тонкостях искусствоведения человеку.

Саврасов, выходец из разночинной среды, начинал с того, что мальчиком продавал свои рисунки торговцам на Никольской улице и у Ильинских ворот - те охотно брали их, так как эти рисунки никогда не залеживались на прилавках, и это многое говорит о том, в какой манере они были исполнены. Конец жизни художника тоже накрепко связан с "ночлежками", кабаками, рынками. С "низовой" культурой. Один из знакомцев, встречавших его в это время, свидетельствовал, что Саврасов попал в кабалу к некоему торговцу, покупавшему его произведения за цену, чуть ли не вдесятеро меньшую их реальной стоимости. Но и то сказать - заслуженный академик живописи в эти годы часто работал, что называется, "на потребу", попросту "тиражируя" свои прежние произведения или, во всяком случае, их мотивы. "Тиражируя", разумеется, с потерей качества - тут сказывались и спешка, и "измененное" состояние сознание, и элементарные болезни.

Таким образом, творческая одиссея Саврасова как бы приобретала вид "перевернутой" параболы - с очевидной вершиной и художественными "низинами" справа и слева от нее. Со временем в поле внимания тех, кто знакомился с творчеством Саврасова, и осталась одна-единственная вершина - его знаменитое полотно "Грачи прилетели", а все остальное показалось "проходным", рядовым, "маловысокохудожественным".

Конечно, у такого взгляда на художественный мир Саврасова были свои веские резоны. И все-таки - подобная схема (слов нет, очень удобная) имеет мало общего с живым явлением, именуемым нами звонким именем "Саврасов". Если некритично принять ее на веру, а это происходит сплошь и рядом, то слишком многое окажется непонятным. Что? Да хотя бы необыкновенная популярность саврасовских произведений на исходе 1860-х годов, за несколько лет до создания харизматических "Грачей".

Уже тогда ученики Саврасова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества относились к нему как к признанному мэтру, в их воспоминаниях рисуется почти легендарный образ самобытнейшего творца, на голову возвышающегося над своими современниками. И такое отношение было характерно не только для учеников. Само выдвижение Саврасова в лидеры зарождающегося движения передвижников о многом говорит. Уже тогда, в 1860-е годы, его картины охотно покупал П. Третьяков, обладавший немалым художественным вкусом и, как известно, не любивший выбрасывать деньги на ветер. В круг общения Саврасова входили лучшие представители отечественной культуры. Его признание носило и официальный характер - на то указывает последовательное восхождение художника вверх в чиновничьей "табели о рангах" и те официальные награды, которые он регулярно получал.

Чтобы уяснить неточность распространенного взгляда на Саврасова, как на автора одной-единственной картины, его нужно смотреть сразу много. К сожалению, этой возможности зрители были долго, до середины XX века, лишены. Как только это произошло - в 1947 году, на большой монографической выставке художника, устроенной в стенах Третьяковской галереи, - указанный миф, по существу, оказался развенчан. Развенчан, к сожалению, лишь в искусствоведческой среде, но не в бытовом сознании. Окончательно похоронить его была призвана еще одна большая монографическая выставка, недавно организованная все той же Третьяковской галереей. Похоронила ли? Бог весть, будем надеяться на это.

Во всяком случае, "комплексный" взгляд на саврасовское творчество открывает последовательное и кропотливое приближение Саврасова к своей вершине, вехами которого стали несколько по-настоящему первоклассных картин. А "Грачи прилетели" - это действительно вершина; но ведь свои вершины есть у каждого крупного художника. Но и поздний Саврасов - это вовсе не мифологический пьяный старик, малюющий на подвернувшемся под руку куске холста сто первую версию своих "Грачей". Нет, его произведения, датируемых 1880-90-ми годами, - несмотря на некую "неорганизованность" и общее "помрачнение" колорита, - показывают настоящее искусство мастера, неувядающее и во многом новаторское. Особенно это касается его графических работ, в которых простая линия становится настолько "содержательна", что иногда просто не понимаешь, каким образом Саврасову удается добиться такого чуда.

Юный Саврасов, верный ученик Карла Рабуса (а дай-то Бог каждому таких учителей!), хорошо усвоил академические каноны, с одной стороны, а с другой, полностью доверился романтическим идеалам, необыкновенно популярным в годы его молодости. Он правильно - слишком правильно! - строил композицию, очень любил деталь, искусно выписывал световоздушную среду, помогавшую ему органично объединять пространственные планы картины, В его ранних работах есть даже "душа", впоследствии ставшая основой "лирического пейзажа", но чего-то им не хватает - наверное, страстного (но не напоказ!) проникновения в "несказанное", религиозного восторга, тихого преклонения перед открывшейся красотой. И потом - слишком уж итальянизированы ранние пейзажи Саврасова. Они запечатлели многочисленные уголки Москвы и Подмосковья, но чудится - вот несколько подправь лужу, "причеши" деревья, "просветли" небо, и Подмосковье окажется каким-нибудь очередным Неаполем.

Перелом пришелся на 1860-е годы. У Саврасова будто открылись глаза. Его заочный диалог с модным А. Каламом (репликами этого диалога стали его "альпийские" картины) показал, в каком направлении движется русский художник. Тому есть и еще одно подтверждение. Встретившись в своих заграничных путешествиях лицом к лицу с современной европейской живописью, Саврасов отдал предпочтение вовсе не Каламу, которому подражала масса "окаламившихся" художников, и не возвышенному Тёрнеру, а негромким барбизонцам, К. Коро, Милле.

А дальше была удивительная, ни на кого не похожая живопись. Внешне переведя пейзаж из "бытийного" плана со свойственной ему предельной идеализацией природы в реалистический, почти бытовой, Саврасов, как это ни странно, не утерял "бытийности", "философичности", "религиозности". Но такой идеализм оказался оправданным и мотивированным, потому что он не искажал и не исправлял насильственно природу, не вытаскивал ее "за уши" в Бог знает какие горние выси, а открывал ее внутреннюю правду - на том месте, где она по Божьему замыслу и должна была находиться. То есть на земле.

Такое отношение к природе он возвел в правило и многое сделал для того, чтобы это правило хорошо усвоили его ученики. Вот две формулы Саврасова-педагога, запечатленные в воспоминаниях о нем. "Надо у природы учиться. Видеть надо красоту, понять, любить. Если нет любви к природе, то не надо быть художником". И: "Искусство и ландшафты не нужны, где нет чувства... Если нет души, значит - ничего не будет и в живописи - холод и машина - одна ненужная теория". В границах этих требований и рождался национальный русский пейзаж, создателем которого позже назвал своего учителя И. Левитан.

Назад

К списку работ