Иван Шишкин

"Природа всегда нова..."

В молодом Шишкине стремление к реалистическому изображению природных форм боролось с принципами академизма/ первое победило, постепенно дополнившись мягким лирическим началом.

В среде записных эстетов имя Шишкина лучше не произносить. В лучшем случае увидишь в ответ покривившиеся губы. В худшем - выслушаешь очередную ироничную филиппику. "Но это же не художник. Он к искусству не имеет никакого отношения". - "А кто же он?" - "Фотограф. Шишкин давно заменен Кодаком. Да Кодак и лучше его. Точнее". "Фотограф" - это еще не самая обидная кличка. Встречаются и обиднее. Например: "деятель, предоставивший неплохой материал для постмодернистских опытов".

Но отчего же иногда, бросив случайный взгляд на знакомые до мельчайших деталей картины художника, вдруг будто ощущаешь дуновение какого-то неземного дыхания? Юный Блок, уже остро чувствовавший те бездны, что скрываются за скучной пеленой "действительности", неизменно называл Шишкина своим любимым художником. Что он видел в нем? Вообще - что такое природа: набор элементарных молекул, личина дьявола или лик Божества? Кажется, упрямый реалист Шишкин свято верил в последнее и почти исступленно, до самой смерти, пытался выписать до последней хвоинки этот лик.

Беда заключается в автоматизме художественного восприятия, закрывающем от зрителя (слушателя, читателя) самобытность того или иного мастера. Чтобы излечиться от "куриной слепоты", приходится помещать себя в контекст тревожащего вопросами художественного мира. И тогда многое становится ясным.

В юношеской тетради Шишкина находим такую запись: "Одно только безусловное подражание природе может вполне удовлетворить требованиям ландшафтного живописца. Картина с натуры должна быть без фантазии. Природу должно искать во всей ее простоте, рисунок должен следовать за ней во всех прихотях формы". Если учесть, что законы такой живописи были давно сформулированы в академических канонах, то судьба живописца подобными декларациями была заведомо предопределена. Подражателями в истории искусства никого не удивишь: одним меньше, одним больше - какая разница. К счастью, такой судьбы Шишкин избежал.

Хотя поначалу исполнял ее старательно. В Училище живописи и ваяния и Академии художеств он со страстью прилежного ученика воспринимал предлагаемую схему живописи. С радостью сообщал своему наставнику А. Мокрицкому, что замечательно подражает швейцарцу А. Каламу, прославившемуся тогда своими романтическими горными пейзажами. Мудрый Мок-рицкий увещевал Шишкина: "Нет надобности в подражании манере того или другого мастера. Манер есть самая внешняя сторона произведения искусства и тесно связан с личностью художника-автора и способом и степенью его понимания предмета и обладания техникою искусства".

Сама эпоха подталкивала к поиску неизвестных путей, к переоценке ценностей. Эпоха требовала не новые копии классицистов и романтиков, а объективистов и позитивистов Базаровых, режущих лягушек. Юный Шишкин не убоялся стать таким Базаровым. Знакомые вспоминали, как он осматривал, ощупывал, изучал каждую травинку, стебель, ветку, мох, листок на дереве. Ранее художники не озабочивались столь пристальным вглядыванием в мелкие "детали" природы. Результаты не заставили себя ждать: племянница художника рассказывала: "Мало-помалу вся школа (т. е. Училище живописи и ваяния) узнала, что Шишкин рисует такие виды, какие еще никто до него не рисовал: просто поле, лес, река". В этом свидетельстве самое главное слово - "просто". Истинное искусство всегда развивается в стремлении к последней простоте и ясности.

Поездки на Валаам ускорили формирование самобытного художника; нетронутая, дикая природа будто взяла его за руку и повела за собой, открывая свои тайны. Романтизм был отвергнут, возобладал трезвый и объективный взгляд.

Но еще долго, до самого рубежа 1860- 70-х годов, в творчестве Шишкина боролся этот взгляд с академическими принципами живописи. Его работы той поры двояки: с одной стороны, уже налицо непосредственность наблюдения, достоверность, тщательная проработка деталей; с другой - бросаются в глаза условность цветового решения и декоративность, локальная окраска предметов, общая, скажем так, "невдохновенность" и сухость исполнения.

К началу 1870-х годов реализм возобладал в творимом Шишкиным художественном мире. Но это вряд ли был тот плоский реализм, что набил всем оскомину; скорее - реализм "поэтический", "лирический". Объективность оставалась для художника непременным условием творчества, его пейзажи не назовешь "пейзажами настроения", но объективность не помешала ему проникнуть в то, что мы неточно зовем "душой природы"; природа открылась ему как близкому, понимающему, своему.

Уже в 1872 году И. Крамской писал Ф. Васильеву из-под Луги, где жил и работал вместе с Шишкиным: "Он все-таки неизмеримо выше всех, взятых вместе. Шишкин - верстовой столб в развитии русского пейзажа, это человек-школа, но живая школа".

На протяжении 1880-х и 1890-х годов художник, оставаясь в рамках счастливо найденной им манеры, лишь уточнял некоторые ее положения - манера при этом необходимым образом эволюционировала. Оттачивались технические приемы (не превращаясь в ремесленное умение) , осваивались новые области. Так, Шишкин много работал над колоритом, в слабости которого его постоянно упрекали (заслуженно восхищаясь рисунком). В многочисленных натурных этюдах - а их он считал непременным условием создания полноценной картины - эта работа прослеживается со всей очевидностью.

Обнаружилось явное стремление к усилению эпичности и одновременной мягкой лиризации (сочетание - немыслимое, лишь на первый взгляд); при все той же подробнейшей деталировке образы прибавили в величественности и типичности. Шишкин уходил от неподвижной статики, характерной для прежних его произведений; он теперь фиксировал не только устойчивые состояния природы, но и ее переходы из одного состояния в другое. Динамика вносилась и в саму композицию - художник как бы разнообразил ее "каркас" добавлением разнонаправленных векторов. Особый интерес у него вызывали особенности световоздушной среды; следуя за цветовыми и световыми градациями, Шишкин использовал принципы тональной живописи, добившись огромных успехов в искусстве так называемого валера. Более экспрессивными стали его образы. Более разнообразной - техника: он варьировал мазки с помощью различных кистей, сочетал подмалевок с лессировкой.

Но "мудрая простота" осталась. И осталось коленопреклоненное отношение к природе. Осталось, в конце концов, то достойное творческое поведение, без которого не бывает истинного художника. Еще в юности Шишкин записал в дневнике: "Природа всегда нова и всегда готова дарить неистощимым запасом своих даров..." Эту новизну нужно научиться рассмотреть у него, а дары - суметь благодарно принять.

Назад

К списку картин