Поэзия натурализма

Сислей работал в типичной для импрессионизма манере. При этом в его творчестве звучало и явственное эхо некоторых предшественников - прежде всего, Камиля Коро, Гюстава Курбе и художников-"барбизонцев".

В 1902 году молодой Анри Матисс спросил Камиля Писсарро: "Что это значит - импрессионист?" "Импрессионист - это художник, который всякий раз пишет по-новому", - был ответ. "Кого же тогда можно назвать типичным импрессионистом?" - спросил Матисс. "Сислея", - ответил Писсарро. Писарро, один из "отцов" импрессионизма, знал, что говорил. Примечательно, что это признание было сделано три года спустя после смерти Сислея, когда художника, казалось бы, навсегда "сдали в архив". Писарро был уверен, что эта ошибка быстро разъяснится. Но чтобы это случилось, публике предстояло "прозреть".

Работы Сислея всегда оказывались в тени картин Моне. При жизни художника к нему никогда не предъявлялись претензии, от которых не было спасения его соратникам по импрессинизму. Сислей писал свои пейзажи в спокойной ненавязчивой манере, редко поддаваясь искушению подчеркнуть драматизм происходящего. Если Моне предпочитал иметь дело со стихией (скалы, горные ущелья, разбушевавшееся море), то Сислей больше любил "культивированный" пейзаж с оживленными каналами, обработанными полями, ухоженным лесом. Моне воспринимал окружающий мир как романтик, в созданном им образе мира (природы) сквозит непостижимое и чуждое человеку. Сислея в этом смысле справедливо было бы назвать оптимистом, который видит (или желает видеть) мир, исполненный гармонии и превращенный в уютное жилище человека.

Этот подход характерен даже для полотен Сислея, изображающих стихийные бедствия. Обращаясь же к рутинному быту, художник не старается приукрасить или "романтизировать" его - он пишет его таким, каков он есть, но при этом атмосфера полна чуть уловимой умиротворенности. Это как в Библии: "И увидел Бог, что это хорошо".

Отличает Сислея от признанных импрессионистов и его отношение к человеческому "материалу". Моне и Ренуар увлечены купаниями, курортными концертными залами, пикниками; герои же Сислея вскапывают огороды, спешат на рынок за покупками, скалывают лед холодным зимним утром. Есть что-то в этом очаровании размеренной и осмысленной жизнью от ностальгии по патриархальному прошлому.

Не один раз сказано, что художнику современная жизнь была не слишком близка. В 1904 году один из французских критиков писал о том, что Сислей "был певцом спокойных синих рек и цветущих садов, освещенных солнцем холмов и прилепившихся на их склонах деревушек с крытыми красной черепицей домами, но, прежде всего, он был певцом французского неба". Современность если и присутствует на полотнах Сислея, то приглушенно, не бросаясь в глаза. Так, на его картине "Станция в Севре" (ок. 1879) здание станции как бы уравнивается в "значительности" со стогами сена, а вырывающийся из трубы бегущего вдали паровоза дым можно вполне принять за летящее по небу облачко.

В броскости манеры Сислей, разумеется, заметно уступает Моне, писавшему свои пейзажи размашисто, ярко, необычно. Но вряд ли это недостаток - скорее, сознательная установка. При всей своей близости к исканиям импрессионистов Сислей остается исповедником "пейзажной лирики" Коро и "барбизонцев". Да, в сравнении с ними его палитра смотрится современнее и свежее, мазок его кисти - шире и свободнее, но - сущностно, мировоззренчески - художник остается в русле указанной традиции.

Объективный натурализм - вот что роднит Сислея с поздними работами Коро. Сислей не пытается как-то упорядочить пейзаж, но относится к нему с доверием, ожидая, когда тот сам "откроется" ему. И ожидания эти не напрасны. Сислей объективен, он наиболее "реалистичен" в среде импрессионистов. Работы художника - плод его упорного (но неравнодушного) наблюдения. Он, явно "упиваясь" своими пейзажами, не навязывает собственного взгляда зрителю.

Сислей проявлял определенный интерес к новейшим изобретениям в живописи, но, используя новаторские приемы, не "обнажал" их, делая органичной частью своей художественной системы. Подобно многим импрессионистам, Сислей увлекался японскими гравюрами на дереве, авторами которых были знаменитые японские графики Андро Хиросиге и Кацусика Хокусай. У них Сислей заимствовал ряд композиционных приемов. Наиболее заметно это влияние в его "снежных" пейзажах, написанных в 1870-е годы. Бросается в глаза "японский" ракурс этих работ, позволявший подчеркнуть ритм крыш, окон и дверей занесенного снегом селения. Сислеевские одинокие фигуры, равно как и строгий узор, симметрия, повторы, - тоже оттуда, из японского искусства. Но повторим: это не пустое воспроизведение чужой стилистики, не копирование, а ее претворение в свое, самобытное.

Искусствоведы привычно выделяют работы Сислея 1870-х годов - особенно "водную" серию, созданную в Марли. Впрочем, вкусы и здесь разнятся - так, британец Кеннет Кларк называет "звездным часов импрессионизма" живописный цикл с видами Темзы близ Хэмптон-корта. На этом фоне о творчестве Сислея периода 1880-90-х принято отзываться снисходительно. По умолчанию считается, что, отправившись в добровольное изгнание в Море, художник мгновенно оказался в хвосте художественных исканий. Другими словами - попросту отстал от жизни. И как результат - стал писать тускло и вяло, лишь изредка в полной мере демонстрируя свое былое мастерство. Это явная передержка. Многое свидетельствует о том, что Сислей, жи-вя в Море, оставался в курсе того, что происходило в парижских художественных кругах. Другое дело - на-сколько все это было близко ему?

Вообще, тут есть о чем спорить. Сам художник писал в 1892 году своему знакомому: "Я живу в Море почти 12 лет и чувствую, что этот скрытый в зелени высоких тополей город благотворно влияет на мою работу, особенно в последние три года". Находились и те, кто соглашался с ним. Один из критиков отмечал тогда: "Если в своих ранних работах Сислей стремился развить и наполнить новым содержанием традицию Коро, то сейчас он готовит себе путь для новых открытий". Действительно, колорит позднего Сислея стал ярче, а мазок - разнообразнее. Он много работал, то пытаясь взглянуть свежим взглядом на хорошо знакомые ему ок-ружающие пейзажи, то по памяти перенося на холст виды морского побережья, на котором побывал во время поездки по Уэльсу. Последнее (по этому же пути, кстати, шел и Моне) смотрелось почти изменой импрессионизму и было связано с внимательным чтением вышедшей в 1896 году книги "Материя и память" Анри Бергсона, утверждавшего приоритет времени субъективного опыта над внешним (хронологическим) временем. Кроме того, художник принялся активно экспериментировать, написав, например, несколько видов Море пастелью.

Вряд ли к этой эволюции применимы оценки вроде "хуже" или "лучше". Сислей был в пути, то есть оставался истинным художником. Искусство кончается только тогда, когда уже некуда идти.

Он дружил с реками и деревьями

Биография Альфреда Сислея полна белых пятен. Замкнутый по натуре и любивший уединение художник оставил нам крайне мало свидетельств о своей жизни. Письма его отличались лаконизмом; ни о себе, ни о своей работе он предпочитал не писать; портретной галереи друзей и близких он не создал. Кажется, люди вообще его не слишком интересовали. Он дружил с другими "персонажами", среди них - мосты и улицы, леса и поля, реки и деревья. Что ж, неплохая компания. Главные "герои" его работ - вода и небо. Он запечатлел морское побережье, озера и реки с рыбачьими лодками в различных состояниях в разное время года, создав в живописи негромкую, но подлинную поэму вод Иль-де-Франса. Текучесть воды воплощала для Сислея вечную подвижность самой жизни, но небу он уделял еще больше места. А жизнь у него между тем была странная. Он все время как будто немного на обочине, в стороне. Но, быть может, именно это и позволило Сислею стать столь чутким собеседником природы?

Назад

К списку картин