Василий Иванович Суриков

Художник с сибирской хваткой

Суриков, выходец из суровой Сибири, быстро выдвинулся на первые роли в русском изобразительном искусстве конца XIX века, но никогда не терял связи со своей "малой родиной", черпая в детских впечатлениях сюжеты своих известнейших картин.

Василий Иванович Суриков родился 12 января (24 января - по новому стилю) 1848 года в Красноярске. Его отец, Иван Васильевич Суриков, служил губернским регистратором. Как со стороны отца, так и со стороны матери, Прасковьи Федоровны, урожденной Торгошиной, Суриков принадлежал к старинным казачьим родам - его предки по отцовской линии пришли в Сибирь с Дона чуть ли не с Ермаком. Своим казачьим происхождением Суриков всегда гордился - его генетическая, интимная связь с прошлым, в сущности, предопределила его будущую роль в русской живописи, роль художника, оживлявшего мир ушедших эпох, делая зрителя - почти в буквальном смысле этого слова - их современником, соучастником далеких событий.

О детстве Сурикова (равно как и об истории создания его знаменитых полотен) мы знаем в основном со слов поэта М. Волошина. В 1913 году, незадолго до смерти живописца, Волошин, собирая материалы для заказанной ему И. Грабарем монографии о Сурикове, часто встречался и разговаривал с предполагаемым героем своей будущей книги; записи этих бесед доносят до нас живой голос художника. "Жесткая жизнь в Сибири была. Совсем XVII век", - вспоминал Суриков.

Семья Суриковых была дружной, отличалась художественными интересами, но после смерти отца художника оказалась в тяжелом материальном положении. Верхний этаж своего дома Прасковья Федоровна сдала жильцам, а сама не чуралась случайного заработка - благо, была она мастерицей на все руки. Спустя три года после окончания (в 1861 году) Красноярского уездного училища юный Суриков поступил на службу - канцеляристом в губернское управление. В это время он уже знал, что будет художником. Ему повезло с первым наставником - учитель рисования Красноярского уездного училища Н. Гребнев, распознав в подростке великие способности, мягко, но настойчиво подталкивал его в нужном направлении. "Гребнев чуть не плакал надо мной", - говорил Суриков.

Принял участие в судьбе талантливого сибиряка и красноярский губернатор П. Замятин, отправивший в Петербург ходатайство (вместе с рисунками) о зачислении Сурикова учеником в Академию. По ходатайству было принято положительное решение, но стипендию Сурикову Академия платить отказалась. Сибирские купцы той поры, имена которых помнят до сих пор, отличались широтой своей культуртрегерской деятельности, не жалея денег на культурную и образовательную работу. Таким был, в частности, золотопромышленник и коллекционер П. Кузнецов, взявший на себя расходы по содержанию Сурикова в столице на все время обучения в Академии. Накануне нового, 1869-го, года 20-летний Суриков с рыбным обозом Кузнецова отправился покорять художественный мир. До Петербурга он добирался два месяца.

Впрочем, в Академию его взяли не сразу - молодому человеку пришлось поучиться в Обществе поощрения художеств, набивая руку в рисовании гипсовых слепков, и лишь после этого он был принят в Академию - да и то вольнослушателем. Но уже через год, в августе 1870 года, Суриков, самостоятельно пройдя программу трех лет обучения, стал полноправным учеником Академии.

Дальше начались триумфы. Правда, большой золотой медали, гарантирующей заграничную стажировку, Суриков по окончании Академии не получил, что вызвало возмущение его мастера П. Чистякова, уже тогда прозревавшего великую будущность своего воспитанника. Когда же через полгода Сурикову все-таки предложили поехать за границу, он отказался от этого, приняв заказ по росписи храма Христа Спасителя в Москве. Вообще, человек твердого характера и несгибаемой воли, Суриков умел отказывать. Забегая вперед, скажем, что он трижды (в 1893, 1901 и 1907 годах) отказывался от преподавания в Академии художеств и московском Училище живописи, зодчества и ваяния - творческая свобода была художнику милее. Скор он был и на руку. Известная история: когда жена Сурикова была при смерти, Лев Толстой, всю жизнь озабоченный проблемой смерти, повадился ходить к ней и выспрашивать о смерти, - в какой-то момент Суриков не выдержал и спустил великого романиста с лестницы.

Работа над фресками в храме Христа Спасителя дала художнику финансовую свободу и новую среду обитания. Попав в Москву, Суриков почувствовал родное и навсегда переселился в древнюю столицу. "Я как в Москву приехал, - рассказывал он Волошину, - прямо спасен был. Старые дрожжи, как Толстой говорит, поднялись". Родившаяся здесь историческая "трилогия" ("Утро стрелецкой казни", "Меншиков в Березове", "Боярыня Морозова") принесли художнику заслуженное признание, выдвинув в число ведущих живописцев того времени.

Эпоха отличалась интенсивными художественными исканиями; громко заявила о себе группа реалистически мыслящих художников, с 1871 года получивших - по названию своих выставок - имя "передвижников". Суриков в 1881 году - после показа "Утра стрелецкой казни" - стал активным участником Товарищества передвижных художественных выставок. Числился он "передвижником" 26 лет, выйдя из Товарищества лишь в 1907 году, когда понял, что это художественное движение превратилось в тормоз дальнейшего развития живописи.

В 1878 году Суриков женился на Елизавете Августа вне Шаре, родственнице декабриста П. Свистунова. Десять счастливых лет провели они вместе; Е. Сурикова родила мужу двух дочерей; старшая, Ольга, впоследствии вышла замуж за известного "бубнововалетца" П. Кончаловского. С зятем Суриков близко дружил, что еще раз подчеркивает широту его художественных интересов. В 1888 году после тяжелой болезни умерла жена художника; эта смерть повергла Сурикова в состояние тяжелейшей депрессии. Он перестал писать и в мае 1889 года уехал с детьми в Красноярск, предполагая остаться там навсегда.

"Малая родина" вылечила его от тоски. Брат живописца, Александр Иванович, почти насильно заставил его приступить к работе над "Взятием снежного городка". Работа увлекла Сурикова, и уже осенью 1890 года он вернулся в Москву. Творческая энергия его не ослабевала; 1890-е годы отмечены новыми содержательными и колористическими исканиями - и новыми шедеврами, неизменно представлявшимися на передвижных выставках.

Он много путешествовал в это и следующее десятилетие - по Сибири, по Италии, Франции, Испании, Швейцарии, бывал в Крыму, на Оке и на Волге. Последние годы жизни Сурикова отмечены новыми грандиозными замыслами; он делал наброски к "Красноярскому бунту", к "Пугачеву", к "Княгине Ольге". Ни одна из этих работ не была доведена до конца. Художнику не хватило времени, не хватило жизни. В 1915 году он, отдыхая в Крыму, написал свой последний автопортрет, служащий хорошей иллюстрацией к характеристике Волошина, подружившегося с Суриковым около этого времени: "Суриков был среднего роста, крепкий, сильный, широкоплечий, моложавый. Густые волосы с русой проседью лежали плотною шапкой и не казались седыми. В наружности простой, народной, но не крестьянской, чувствовалась закалка крепкая, крутая: скован был он по-казацки". В это время художник уже сильно болел.

Умер он 6 марта (19 марта - по новому стилю) в Москве. Похоронили Сурикова на Ваганьковском кладбище.

К списку картин

Продолжение