Жизнь Тулуз-Лотрека

Анри Перрюшо. Перевод с французского.

Оглавление

II
ПРОВОЖАТЫЙ И ПАЛКА

Увы! Бедный Йорик...
Я знал его, Горацио.
Это был бесконечно остроумный
юноша, обаятельный фантазер.
Шекспир. "Гамлет"

"Мой провожатый - разорившийся светский человек..." - шептал Лотрек на ухо
друзьям, представив мсье Вио, на попечение которого графиня Адель решила отдать сына, чтобы
оградить его от возврата к прежнему.
Поль Вио, дальний родственник Лотрека, был родом из Бордо. Этот приветливый,
тактичный человек по многим соображениям идеально подходил для той деликатной, трудной
роли, которую он должен был выполнять. Судьба его сложилась так, что у него не было ни семьи,
ни службы, поэтому он имел все возможности полностью посвятить себя Лотреку. Он мог бы
отнестись к своим обязанностям просто как к выгодному делу, но он выполнял их с душой, любил
Лотрека и понимал его. Чуткий, скромный человек с ровным характером и неизменно хорошим
настроением, Вио делал свое дело незаметно и неназойливо. И, наконец, главное его достоинство
заключалось в том, что он был трезвенником - из-за больного желудка он не мог пить.
Лотрек с таким ужасом вспоминал о своем пребывании на Мадридской улице, что не стал
возражать против опеки. В глубине души его жил постоянный страх: вдруг когда-нибудь снова с
ним случится такое, что он перестанет быть самим собой. На этот раз его талант помог ему
выбраться из мрака безумия. Он на свободе. Но спасет ли он его в следующий раз?
Лотрек вкушал радость свободной жизни, жаждал поскорее поправиться. Вио вел себя
очень тактично, создавая иллюзию, что Лотрек предоставлен самому себе, и Лотрек охотно играл
в эту игру. Он покорно принимал опеку Вио. Но даже не будь Вио, он все равно не пил бы. Сейчас
у него было одно желание - чувствовать себя здоровым, бодрым, иметь ясный ум и точную,
острую память. Сейчас в нем сильнее всего был инстинкт самосохранения.
В Париже Лотрек оставался недолго. После ужина у Дио, где он, к великой его радости,
сидел рядом с Дега ("Вы мне вернули сына", - сказала на следующий день графиня Адель
мадемуазель Дио), и званого вечера в мастерской на авеню Фрошо, когда собрались его лучшие
друзья, которые чувствовали себя "несколько стесненно", Лотрек вместе со своим провожатым
отбыл в Лe Кротуа.
Свежий морской воздух, прогулки на яхте и рыбалка укрепили его здоровье. В начале
июля он поехал в Гавр, намереваясь оттуда по своему обыкновению отплыть в Бордо.
В прошлом году он раза два-три заходил в "Стар" 1, один из портовых кабачков, где
обычно собирались английские матросы, и сейчас он снова пошел туда, но не выпить, а просто
окунуться в своеобразную, грустноватую атмосферу этого английского кабачка. В конце зала
возвышалась обитая пурпурной в золотых лирах тканью эстрада, на которой выступали певички. В
"Стар" собирались главным образом моряки. Но бывали там и портовые рабочие и проститутки.
Дым трубок, запах светлого табака, джина и виски. Иногда в этом угаре матросы запевали какую-
нибудь старинную английскую песенку.
Лотрек сразу же взялся за карандаш. В Аркашон он всегда успеет! Его внимание привлекла
девушка у стойки, некая мисс Долли, с миловидным личиком, с ямочками на щеках и светлыми
локонами. Решив написать эту молодую англичанку, он тут же попросил Жуаяна как можно
скорее выслать ему все необходимое для работы. Ему хотелось испытать, на что он сейчас
способен. Несмотря на "Цирк", на то, что он то и дело с гордостью повторял: "Я купил свободу
своими руками", он, должно быть, не был вполне уверен, что остался Лотреком.
Получив от Жуаяна посылку, он нарисовал один портрет мисс Долли сангиной, второй
написал маслом на липовой доске. Вот уже два-три года, как он иногда вместо холста брал для
портретов дерево. До болезни он, бывало, с ожесточением стамеской скоблил какую-нибудь доску
или шлифовал ее шкуркой, восторгаясь: "Чудесно, а?"
Он написал мисс Долли в темно-синем корсаже, на котором резко выделялся розовый
воротник. Прекрасное произведение, но на нем лежит печать душевных терзаний художника. Эта
юная смеющаяся англичанка, наверное, была для Лотрека воплощением надежды. Однако он
покрыл ее лицо бликами, зеленоватыми тенями, наложив на него печать предстоящего увядания.
Любая надежда омрачается горечью.
Посылая свою работу Жуаяну, Лотрек попросил друга не забыть об их договоре. Когда
Лотрек выписался из больницы, родные взяли под контроль не только каждый его шаг, но и его
расходы, чтобы урегулировать финансовые дела художника и "ограничить его траты" 2.
Управляющий Тулуз-Лотрека должен был регулярно переводить определенную сумму на счет,
открытый у нотариуса. На второй счет у того же нотариуса поступали деньги от Жуаяна и
торговцев картинами за проданные произведения Лотрека. Эти деньги находились в полном
распоряжении художника 3. Счет держался в строгой тайне, чтобы управляющий и родители не
вздумали урезать сумму, которую выдавали Лотреку ежемесячно 4. Вырученными за картины
деньгами распоряжался Жуаян, он был как бы опекуном Лотрека. "Надеюсь, мой опекун доволен
своим питомцем", - писал Лотрек, отослав портрет юной англичанки. Сам художник был
доволен собой. Портрет удался.
1 "Стар" находился на улице Женераль Фэдерб. Закрылся в 1940 г.
2 Жуаян.
3 Уже тогда работы Лотрека ценились дорого. Одна из его картин, "Сидящая молодая женщина",
была оценена на аукционе 29 апреля в 1400 франков. Произведения Лотрека находились у нескольких
торговцев, в частности, в галерее Бернхейма, но были и такие, что лежали где-нибудь в подвале,
затерявшись среди произведений других художников. "Великолепно, они там промаринуются", - говорил
Лотрек.
4 Жуаян.

Лотрек стал наслаждаться жизнью. Он поселился в отеле "Амироте" и, видимо, не спешил
покинуть Гавр. Встретившись там с Люсьеном Гитри и Мартой Брандес, он съездил с ними в
Гранвиль, затем стал частым гостем "Стар" и посвятил этому кабаре две или три литографии. Во
всем - за исключением алкоголя - он вернулся к прежнему образу жизни.
Во второй половине июля он наконец отплыл в Бордо. По прибытии на Атлантическое
побережье он поселился в Tocca, на вилле "Багатель", у хорошего своего знакомого Фабра.
В Tocca Лотрек вообще никогда не был особо трудолюбив, а в этом году он совсем не
работал. Жажда творчества, охватившая его в Гавре, исчезла быстро и внезапно. За все лето он не
написал ничего. В его распоряжении была старая таможенная шлюпка, и он ежедневно уходил на
ней с одним матросом по имени Захарий в открытое море. С утра и до позднего вечера он был на
море: удил рыбу, плавал, греб. Все это оказало на него благотворное влияние, укрепило его. Когда
осенью он вернулся в Париж, вид у него был вполне здоровый.
Но так ли это было на самом деле? Лотрек изменился, и это не могли не заметить самые
чуткие его друзья, и в числе их Жуаян. "В этом человеческом механизме что-то сломалось. Трудно
сказать что, но сломалось..." Погасло любопытство Лотрека. Ничего или почти ничего его больше
не интересует. Он смеется, шутит, но и смех у него, и юмор уже не те, что прежде. Казалось, он
делает усилие, чтобы оставаться самим собой.
Ежедневно в шарабане Кальмеза, запряженном Филибером, он отправляется в Булонский
лес. Он уже не ищет новых впечатлений, хотя кругом столько нового. Наоборот, еще больше, чем
прежде, он увлекается своими старыми излюбленными темами. Большинство работ, сделанных им
зимой 1899-1900 годов - он снова взялся за кисть и за литографский карандаш, - посвящены
лошадям, жокеям, амазонкам. Лотрек нарисовал на литографских камнях Кальмеза и маленького
пони, а также несколько сцен, связанных с конным спортом: "Жокей, или Беговые лошади",
"Лужок на ипподроме", "Жокей у финиша", "Тренер со своим жокеем", "Амазонка и собака"...
Написал картину "На бегах". По словам Жуаяна, Лотрек напоминал теперь затравленную
собаками косулю, которая мчится в свое логово. С какой болью в сердце, каким взглядом он
смотрел на жокеев, на лошадей, он, которому один из врачей посоветовал делать упражнения в
комнате на деревянной лошадке!
Возвращался Лотрек и к темам более близкого прошлого. Так, он написал портрет Люси
Журдан, постоянной посетительницы "Ла сури", ужинающей в ресторане "Ра мор". Незадолго до
болезни в его работах уже заметны были определенные изменения. Теперь они проявились
отчетливее. В его произведениях, как только он овладел мастерством, доминировала линия. В
начале творческого пути, по мере того как раскрывался его талант, линия тоже становилась все
виртуозней. Сейчас же Лотрек меньше обращал внимания на линию и больше работал над тоном,
над валером. Этот несвойственный ему способ выражения казался странным, каким-то
надуманным. Однако Лотрек так был одарен и его глаз был настолько чувствителен к цвету, что,
несмотря на новый подход к решению картины, он вскоре добился поразительных результатов. Он
великолепно передал освещение в портрете Люси Журдан, очень правдиво, человечно, с большой
убедительностью показал внутренний мир своей модели. Краски здесь звучные, теплый, тонкий
колорит.
И все же - чем объясняется это изменение манеры письма? Не может быть, чтобы Лотрек
не осознавал, что он таким образом лишает свои произведения самого характерного, того, что
создавало им "лицо". Действительно ли он так резко изменил свою технику по доброй воле или же
был вынужден сделать это? Скорее всего - последнее. Он не владел линией, как прежде, она уже
не имела той полнокровной пластичности. Ему лишь изредка удавалось придать ей нервный и
лаконично-выразительный ритм. Не прибегал ли он к тональным валерам потому, что хотел
отвоевать иным способом то, что сейчас терял, вернее, хотел попробовать, постараться заменить
то, чего он лишился навсегда, как ему подсказывал разум.
В жизни Лотрек получал удовлетворение только от работы. В самые мрачные минуты ему
достаточно было взять в руки карандаш или кисть, чтобы все забыть, чтобы на душе у него стало
радостно. Без искусства его жизнь была бы страшно пустой. Как всегда, Лотрек не высказывал
своих сокровенных мыслей, своих опасений, хотя наверняка в эти зимние дни они одолевали его.
Ему тридцать пять лет. Не лишит ли его болезнь того, что было для него единственной
поддержкой в его горькой судьбе? А вдруг все, что писали о нем газеты в то время, когда он
томился в больнице, окажется правдой? Не положил ли февральский приступ конец его
творческой карьере? Не обречен ли он отныне на прозябание?
Его снова неотступно преследовал вопрос: зачем? Пять или шесть месяцев, пока еще свежи
впечатления от пребывания на Мадридской улице, Лотрек, счастливый, что ему удалось выбраться
оттуда, подавлял в себе желание выпить. "Аперитива ты не получишь!" Но теперь все кончилось.
Он снова стал пить.
Что мог поделать Вио? Все его старания ни к чему не приводили. Он не хотел быть
слишком суровым. Он мог бы справиться со своим поручением только в том случае, если бы
художник сам шел ему навстречу. Но если Лотрек не хочет? Ведь стоит Вио проявить твердость, и
Лотрек может просто порвать с ним. А это уже будет непоправимо. И Вио вынужден был пойти на
уступки и разрешать Лотреку то в одном кафе, то в другом (в "Вебере", например) выпить
рюмочку. Так и пошло. Рюмка за рюмкой, и художник уже не мог остановиться.
Вио делал все что мог, чтобы предотвратить эти "нарушения режима". К счастью, и сам
Лотрек, казалось, был за продолжение того modus vivendi, о котором они договорились. Но это
только казалось. Лотрек пил тайком, о чем Вио узнавал далеко не всегда. Правда, он заметил, что
у художника появилась новая палка с серебряным набалдашником, которую тот купил у одного
итальянского антиквара, но ему не приходило в голову, что палка эта особенная, пустотелая, и в
ней спрятан длинный стеклянный полулитровый сосуд, а в набалдашнике - стаканчик. Каждое
утро, во время туалета, Лотрек делал запас на день, наполняя свою "ликерную палку" портвейном,
ромом или коньяком.
Друзья Лотрека приходили в отчаяние. Они пытались напугать художника последствиями
пьянства, мрачными красками описывали, какие мучительные недуги ждут его, если он будет
нарушать предписанный ему режим. Неужели ему хочется вновь попасть на Мадридскую улицу?
Почему он так неразумен? Увы! Лотреку было наплевать на то, что разумно. По словам Арсена
Александра, постоянно живший в нем страх "не только не побуждал его беречь себя, но даже,
наоборот, толкал его к тому, чтобы ускорить конец". Он совсем потерял рассудок? Он убивает
себя? Он скоро умрет? Ну что ж, умрет так умрет! "Виноград и прочее меня интересуют только
тогда, когда попадают в рюмку", - любил говорить Лотрек. Стоило Вио отвернуться, как он
немедленно "заправлялся". Жизнь прекрасна! Лотрек смеялся, но как ужасно звучал его смех!
Лотрек снова стал держаться вызывающе. Одну светскую женщину, которая жеманно
расхваливала его произведения, он весьма невежливо оборвал: "Ну ладно, хватит болтать!" Как-то
вечером в "Вебере" обсуждали очередную выходку графа Альфонса. Он вернулся в Париж и жил
около Трокадеро, на улице Буассьер, в квартире на первом этаже. Этот "бывалый охотник"
развлекал зевак своими выходками 1. То пытался раздобыть в городе выдру, чтобы дрессировать
ее, то искал киргизскую закрутку, чтобы укротить норовистую лошадь, то ковбойское лассо.
Однажды днем, прогуливаясь с графом д'Аварэ по Большим бульварам, он заметил у витрины
ювелирного магазина простую женщину, с вожделением разглядывавшую какое-то кольцо.
Схватив бедняжку под руку, он увлек ее в магазин, спросил, сколько стоит кольцо (оно стоило
пять тысяч франков), и купил его ей. "Но как же так, мсье, ведь я вас не знаю!" - запротестовала
было ошеломленная женщина. "И я не знаю вас, мадам, - ответил рыцарь, - но я не могу
допустить, чтобы такое очаровательное существо тщетно вздыхало бы по этой безделице". И,
отвесив ей прощальный поклон, он вернулся к своему попутчику, который был поражен не
меньше, чем женщина. "А меня еще обвиняют в мотовстве!" - воскликнул Лотрек, на что какой-
то "тщательно закутанный, как китайская статуэтка, в пуховый шарф бледнолицый молодой
человек с глазами лани", который пощипывал кисть винограда, запивая его чистой водой, как-то
неуверенно, вкрадчивым голосом заметил, что "подобные поступки не так уж бессмысленны,
наоборот, в них сказывается истинный аристократизм". Этот молодой человек был Марсель
Пруст. Года три или четыре назад он напечатал небольшую книжку с предисловием Анатоля
Франса. Лотрек, не глядя на Пруста и ни к кому не обращаясь, пробормотал, что подобные
высказывания - типичное мещанство. Одни мещане вечно "восторгаются всякими нелепыми
поступками и заходом солнца"...
1 Жуаян.

Жуаян, решив доставить Лотреку удовольствие, задумал добиться для него ордена
Почетного легиона. Он познакомил его с одним министром, поклонником его таланта, но
художник сразу же заявил его превосходительству: "А вы представляете себе, господин министр,
каково я буду выглядеть с орденской ленточкой, когда приду писать в бордель?" Лотрек
действительно снова стал ходить на улицу Мулен.
Чем бы заинтересовать Лотрека, как заставить его вести себя более благоразумно, что
может вернуть ему вкус к жизни? Чего только не пробовал Жуаян - и все почти безуспешно. Он
достал для него заказы на портреты светских дам, но Лотрека это не увлекало, как, впрочем, и его
модели, которые после двух-трех сеансов приходили в ужас от безобразного карлика, который
"безжалостно разбирает их по косточкам", и отказывались позировать. Жуаян повел Лотрека на
демонстрацию мод у ведущих модельеров, но и манекенщицы не привлекли художника: их
нелепые позы и неестественная красота ему претили.
И все же временами Лотрек работал. В январе, видимо по просьбе Натансонов, он сделал
афишу для драмы Жана Ришпена "Цыганка", поставленной женой Альфреда Натансона, Мартой
Мелло, в театре "Антуан". Премьера состоялась 22 января. Лотрека мало интересовала сама пьеса.
Вечер, когда шла генеральная репетиция, он провел в баре театра, занимаясь вместе с официантом
уничтожением винных запасов, но, несмотря на то что не видел ни одной сцены "Цыганки",
заявил, что пьеса имела "огромный успех", "бешеный успех". "Какой успех? Полный провал! Ее
даже освистали", - возражали ему. "Возможно, - соглашался Лотрек, - но свистели мерзавцы".
Лотрек написал также несколько портретов, и в частности портрет, примечательный
искрящимися красками, на котором изобразил любовницу одного из своих друзей, модистку
Маргуен, хорошенькую блондинку с "тонкой мордочкой шустрой белочки", довольно
инфантильную, в обществе которой он тоже не прочь был поребячиться. Из кратковременной
поездки в Вильнёв он привез портрет Коолюса. Однажды он вошел в комнату Коолюса, смахнул
рукой со стола листки рукописи, над которой работал писатель, и сказал: "Хватит! Ты мне
нужен". Подведя Коолюса к мольберту, он произнес: "Садись, я напишу твой портрет в манере
Эль Греко!" Это было сказано в шутку, ибо ничто в этом портрете не напоминает Эль Греко.
Почти все эти произведения дались ему с большим трудом. Куда девалась его былая
легкость, воздушность? Весной Жуаян снова повез его в устье Соммы, и здесь Лотреку захотелось
написать своего друга на большой доске (ее высота один метр пятнадцать сантиметров), в желтом
охотничьем плаще, выслеживающего дичь. Он работал упорно, очень старался. Недовольный
собой, чуть ли не каждый день соскребал все, что написал накануне, измучил себя, измучил
Жуаяна, заставляя его позировать без конца 1, но так и не смог ничего, сделать.
1 "Не меньше семидесяти пяти раз", - пишет Жуаян, вспоминая об этом, как о пытке.

В то же самое время Лотрек иллюстрировал два романса Дио: "Твои глаза" и "В саду
моего сердца"... На последнем рисунке он изобразил мужчину в умоляющей позе у ног
жестокосердной женщины. Сам романс довольно "слюнявый", если употребить излюбленное
выражение Лотрека, и рисунок тоже ему под стать. Но не был ли сюжет этого рисунка, как и
деревянная лошадка, на которой врач рекомендовал ему упражняться, символом его жизни?
В середине апреля открылась Всемирная выставка 1900 года. Лотрек - он был членом
жюри секции плаката - осмотрел выставку в кресле-каталке. В павильоне Африки его встретили
очень радушно, но негры, яванские танцы, конголезские слоны, все то, что раньше вызвало бы его
восторженные возгласы: "Чудесно, а? Что? Великолепно!" - сейчас в общем не произвело на
него впечатления. Даже японский павильон, в который он так стремился, оставил его
равнодушным...
Сократив свое пребывание в Париже, Лотрек уже в мае отправился в Ле Кротуа. Перед
отъездом он подарил приятелю из "Вебера" свою палку, так как Вио раскрыл ее секрет 1.
1 Палка была подарена Курнонскому, который позже передал ее в музей Альби, где она сейчас и
находится.

* * *
Побережье Ла-Манша, в отличие от прошлого года, не вызвало у Лотрека желание
работать. Люсьен Гитри, которого он встретил в Онфлере, предложил ему иллюстрировать
программу "Западни", постановку которой собирались возобновить в ноябре в театре "Ренессанс".
Лотрек набросал лишь один эскиз.
Все получалось не так, как он хотел. Все! В Гавре "Стар" и подобные ему заведения
находились под наблюдением полиции. "Больше нет девушек у стоек!" Вдобавок ко всему у
Лотрека не было денег. "Фирма "Анри Лотрек и компания" совершенно прогорает!" - писал он
Жуаяну. Управляющий Лотреков, ссылаясь на наводнения, которые нанесли большой урон
виноградникам, на то, что трудно сбывать вина, решил уменьшить сумму, которая ежемесячно
выдавалась художнику. С этим Лотрек не желал смириться. Он метал громы и молнии. "Его
раздражение, бесспорно, объяснялось болезненным состоянием", - отмечает Жуаян, но оно еще
было усилено сознанием, что "близкие не понимают его". А в общем-то Лотрек был прав: родные
нарушили договор.
Лотрек взбунтовался. Он упорно требовал денег. Это "стало у него навязчивой идеей".
Начались пререкания, ссоры... Жуаян вмешался в это щекотливое дело, стараясь смягчить
конфликт. Лотрек считал себя несправедливо обиженным и вел себя как вспыльчивый ребенок,
который упорно твердит "нет", если его резко обрывают. Он требовал денег вовсе не для того,
чтобы их иметь, тратить на себя, а главным образом из непреклонного желания утвердить свое
"я", отвоевать "право на свободу", право распоряжаться собой. И вот, "одержимый стремлением
доказать, что он еще существует", пренебрегая опекой Вио, Лотрек принялся демонстративно
пить, и, возможно, даже больше, чем ему хотелось.
В таком состоянии он 30 июня отплыл из Гавра в Бордо. В Tocca он успокоился. Там он
пребывал до конца сентября, а остальную часть осени - в Мальроме.
Стояла великолепная погода. В парке, в тени желтеющих деревьев, Лотрек, сидя на
корточках в кругу детей у пруда, перекатывал на листьях водяных лилий отливающие всеми
цветами радуги капельки росы. Дети восторгались нежными красками, которые внезапно
появлялись и исчезали 1.
Краски, живопись... Tocca снова "подремонтировал" Лотрека. "Кричите во всю глотку!"
- приказывал он детям, довольный тем, что заставил "вздрогнуть взрослых" и гувернантку,
которая, услышав этот гвалт, "с осуждающим видом хмурила брови" 2. У него снова появилось
желание рисовать и писать. В столовой, над камином, он начал на стене портрет Вио. Это была
шутливая картина - на фоне сине-зеленого моря на палубе судна стоял Вио в красной форме
адмирала, на голове у него был парик, повязанный сзади лентой, а на руках перчатки с крагами.
1 Мэри Тапье де Селейран.
2 Там же.

Продвигалась работа вяло. С каждым днем Лотрек писал все медленнее. Он уехал из
Мальроме, так и не закончив картину. Но желание писать не покинуло его.
Во всяком случае, приехав в Бордо - Лотрек решил провести зиму там, а не в Париже, -
он сразу же стал подыскивать себе мастерскую, а поселились они с Вио на улице Кодеран, 66.
Мастерскую Лотрек снял у торговца картинами Имберти, на широкой, зеленой улице Порт-Дижо,
где находилось интендантство. Собственно говоря, это была не мастерская, а склад - большой
зал, свет в который проникал только через слуховое окно.
Почти с прежним рвением Лотрек принялся за работу. Бурная, лихорадочная деятельность.
Но какая нервозность! "Я усиленно тружусь", - пишет он Жуаяну 6 декабря. Очарованный
"Прекрасной Еленой" в "Гран-театр", он говорит: "Я уже вижу, что должен написать" - и тут же
добавляет, уточняя: "Елену играет толстая шлюха по имени Косита".
Через несколько дней после этого спектакля он вместе с главным редактором "Птит
Жиронд" присутствовал в том же театре на опере Исидора де Лара "Мессалина". "Как это
прекрасно! Как прекрасно!" - то и дело громко повторял он. Публика вокруг возмущалась, но его
это не смущало. "Она божественна", - воскликнул он, указывая на главную исполнительницу,
мадемуазель Ганн, и внезапно, не сказав ни слова своему спутнику, встал, толкая зрителей,
пробрался к выходу и ушел. Два дня, запершись в мастерской, воодушевленный этим спектаклем,
он работал над эскизами 1.
И хотя теперь Лотрек работал медленно, с трудом, переписывая одно и то же по нескольку
раз, он все же за последние дни 1900 и первые недели 1901 года сделал не меньше шести картин,
посвященных "Мессалине". Живопись теперь давалась ему нелегко, но он упорствовал и создал
несколько портретов - старого скрипача Данкла, который в свои восемьдесят три года еще давал
концерты, Фабра из Tocca, некоей мадам Марты. Но теперь он писал тяжело, в линии не было
душевного трепета. Результаты большей частью получались посредственные. Видел ли это сам
художник? Посылая Жуаяну свои "Мессалины", он писал ему: "I am very satisfied 2. Думаю, что ты
будешь еще более доволен, чем я".
Здоровье Лотрека тоже было не блестяще. Он почти перестал есть, слабел, худел. Но,
несмотря на это, продолжал пить и ходить в публичные дома. "Вышли мне немедленно... деньжат,
они необходимы нам, чтобы мы могли передвигаться", - писал он Жуаяну. Денежный вопрос так
и не был разрешен, и Жуаян не знал, как распутать "дело, в котором все заинтересованные лица
оказались крайне несговорчивы и не понимают друг друга". Эти дрязги раздражали Лотрека.
Мысль, что у него могут кончиться деньги, была для него невыносима, и он кипел, злился,
ожесточался. Раньше он мало интересовался ценой своих произведений, теперь этот вопрос
занимает его. "Я прочитал в "Нью-Йорк геральд", что на продаже, организованной Манчини, есть
мои картины. Will you be kind enough to look about the price and write me about" 3. He исключена
возможность, что и трудился он с таким остервенением в надежде побольше заработать. Он
принял участие в выставке современного искусства у Имберти, но ничего там не продал, хотя, как
он сообщал, пресса отнеслась "к моей мазне очень мило". Ему казалось, что его травят со всех
сторон, и он, как попавший в капкан зверь, напрягал все силы, чтобы спастись. Он ослаб, но рьяно
продолжал развлекаться, работать, словно хотел доказать всем - и самому себе тоже! - что он не
конченый человек, как думают некоторые. Жизнь прекрасна! Он еще пробовал смеяться, зло
шутить.
1 Альбер Реш.
2 "Я вполне удовлетворен" (англ.). Некоторые критики по-своему истолковали его слова, считая,
что изменение манеры художника - не что иное, как еще одна грань таланта. К сожалению, с этим мнением
нельзя согласиться. Последний период жизни Лотрека, бесспорно, период упадка, и, как жестоко, но
правильно сказал Дуглас Купер, большинство произведений Лотрека, написанных в это время, можно
рассматривать лишь как "тяжелое и трагическое завершение исключительного творческого расцвета
предыдущих лет. Восторгаться всем, что сделал художник, которого любишь, естественно, но часто -
рискованно!"
3 Будь так любезен, узнай цены на них и напиши мне (англ.).

Эта кипучая лихорадочная деятельность длилась недолго. В конце марта болезнь
напомнила о себе. Лотрек свалился: у него отнялись ноги.
Приступ был короткий и в общем не тяжелый. Довольно скоро Лотрек более или менее
оправился. Его лечили электричеством, давали внутрь рвотный орех. "Итак, с Венерой и Бахусом
покончено, - сообщал он Жуаяну 2 апреля. - Я пишу и даже занялся скульптурой. А когда мне
скучно, сочиняю стихи" 1.
1 Ни скульптуры, ни стихи Лотрека не известны.

К нему приезжали Гибер (Лотрек нарисовал его ухаживающим за местной жительницей на
набережной порта), потом Детома и его старый преподаватель Пренсто. Теперь Лотрек стремился
как можно скорее вернуться в Париж.
Болезнь уже дважды укладывала художника в постель. Второй приступ, хоть и
незначительный, предупредил его об опасности. Третий будет беспощаден, это Лотрек знал, и ему
хотелось увидеть перед смертью Париж.

* * *
Пятнадцатого апреля Лотрек вернулся на авеню Фрошо.
Его вид поразил друзей. Как же он сдал за эти несколько месяцев! "На кого он похож!" -
огорченно восклицали знакомые. От Лотрека осталась одна тень. Он еле ковылял, с трудом
переставляя ноги. Одежда висела на нем, как на вешалке.
И все же временами в нем просыпалось прежнее озорство, он снова бывал весел. 25 апреля
он с радостью узнал, что некоторые из его картин, поставленные на продажу с аукциона в Друо,
были куплены за большие деньги. Так, например, полотно "Туалет" пошло за четыре тысячи
франков 1. Лотрек опять начал работать. Он взялся за новые картины: написал несколько сцен в
Булонском лесу, портрет поэта Андре Ривуара и архитектора Луи-Октава Ракена, на которого
Тристан Бернар сочинил эпиграмму:
Октав Ракен, ах, непригож,
Он робок, гнет его забота,
Он с Карлом Пятым был бы схож,
Когда б не череп идиота.
1 Остальные три картины были проданы так: "В меблированных комнатах" за 3000 франков,
"Уличная девка" за 2100, "Шикарные люди" за 1860 франков.

Тапье де Селейран защитил в 1899 году докторскую диссертацию на тему: "Об одном
случае грыжи влагалища", которую посвятил памяти Пеана (за год до этого хирург скоропостижно
скончался). Лотрек написал на холсте сцену защиты диссертации: его кузен сидит напротив их
общего друга профессора Ворза, члена аттестационной комиссии.
Это полотно отличается темным колоритом и выполнено пастозными мазками, чуть ли не
в академическом стиле, который оценил бы Кормон: Лотрек-художник умер.
Гений покинул Лотрека, и теперь ему самому оставалось только одно - тоже умереть.
Никогда не испытает он больше той радости, которую сам себе доставлял. Ничего не осталось от
того, что служило ему утешением и защитой в его трудной судьбе, что давало ему, калеке, право
жить среди нормальных людей.
Лотрек разобрал залежи в своей мастерской и извлек оттуда все полотна, картоны, картины
на дереве, все, что накопилось у него за многие годы работы. Он приехал перед смертью в Париж,
вероятно, еще и для того, чтобы бросить последний взгляд на свои произведения, сделать
последний мазок.
За то время, что он пробыл в Париже, он закончил многие эскизы (некоторые из них были
начаты несколько лет назад), критически пересмотрел все картины, поставил свою монограмму и
подпись только на хороших, с его точки зрения, работах.
Пятнадцатого июля, уезжая из Парижа, Лотрек закрыл за собой дверь в мастерскую, где
перед отъездом он навел такой порядок, что от нее уже веяло музейным холодом 1.
1 Действительно, богатейший фонд музея в Альби состоит из произведений мастерской, а также из
переданных в дар и приобретенных музеем картин. Жуаян установил, что за 1899 г. Лотрек написал
пятнадцать картин, за 1900 - двадцать одну, а за 1901 - десять.

На Орлеанском вокзале Лотрека с Вио провожали Тапье де Селей-ран, Жуаян, еще кое-кто
из друзей. Все прекрасно понимали, что дни художника сочтены. В последнее время, зная, что его
здоровье беспокоит близких, Лотрек отшучивался, стараясь успокоить их, и даже строил планы на
будущее, когда он вернется к ним. Но здесь, на вокзале, он уже не играл. Прощаясь с Рене Вер, он
сказал ей: "Теперь мы можем поцеловаться, ведь вы меня больше не увидите".
Желая смягчить эти горькие слова, он с грустной улыбкой поднял указательный палец, как
обычно делал в минуту озорства, и добавил: "Когда я умру, у меня будет нос Сирано!"