Романтические ведуты

Алтарь

На вершине пергамской скалы бурлил рынок. Здесь можно было купить все: от аравийского ладана до сирийских благовоний, от свитков папируса, которые умели выделывать только в Египте, до шелковых тканей и драгоценных камней из далекой Индии. Стоял несмолкаемый гомон: крики разносчиков, рев ослов, скрип деревянных колес, клятвы, проклятия, хохот.

И над этим людским морем был заложен фундамент белоснежного мраморного помоста. Помост, оконченный лишь при внуке Аттала, в плане был квадратным. Вдоль трех стен шла мраморная лента рельефа, а с четвертой - лестница вела на окруженную колоннадой площадку. На площадке находился мраморный жертвенник.

Помост назывался алтарем Зевса, и огромный рельеф, окружавший помост с трех сторон, был посвящен верховному богу древних греков.

Рельеф Пергамского алтаря. Деталь

Греческий миф рассказывает, что у богини земли Геи были сыновья, которых называли гигантами. Они имели человеческий облик, но вместо ног у них росли змеиные туловища.

Однажды гиганты восстали против власти богов. Ваятели Пергама запечатлели на фризе алтаря отчаянную, самозабвенную схватку богов и гигантов, в которой нет места ни сомнению, ни пощаде. Эта борьба добра и зла, цивилизации и варварства, разума я грубой силы должна была напоминать потомкам битву их отцов с галатами, от которой зависела когда-то судьба Пергама да и всей Передней Азии.

Фигура Зевса превосходит остальные величиной и силой. Кажется, что все тело, каждая мышца пронизаны страстью. Вооруженный молнией верховный бог ведет бой сразу с тремя гигантами. Один из них обращен к зрителю боком, другой в фас, третий и главный - вождь гигантов Порфирион - повернул к зрителю могучую спину. Это достойный соперник Зевса, такой же гневный, такой же ненавидящий. Но, если Зевс, как и остальные боги, - сильный и прекрасный человек, то Порфирион и гиганты - носители примитивной, грубой, почти животной силы и тупой, тоже животной ненависти.

Над богами, распростерши орлиные крылья, парит богиня победы Ника. В руке ее пальмовая ветвь. Это значит, что победа на стороне Зевса и его сподвижников, на стороне сил света.

Рельеф Пергамского алтаря. Деталь

Около Зевса его любимая дочь Афина. Схватив правой рукой за волосы молодого четырехкрылого гиганта, Афина отрывает его от матери - Земли. Священный змей, неразлучный спутник Афины, впился в его тело. На лице гиганта страдание. В предсмертной муке, умоляя о помощи, протягивает он руку к матери. Гордая Гея по грудь поднялась из почвы, но она уже не может ничего сделать для спасения гибнущих своих сыновей. Ее глаза, полные скорби, обращены к Афине с тщетной мольбой пощадить хотя бы одного - младшего. Драма матери подчеркивает беспредельную трагичность битвы.

Рельеф Пергамского алтаря. Деталь

В борьбе Зевса с гигантами участвуют почти все древнегреческие боги: стройная богиня охоты Артемида с луком и колчаном за плечами, бог солнца Гелиос, который, стоя на колеснице, управляет огненными конями, трехголовая и шестирукая богиня Геката. Богиня плодородия Деметра, сидя на льве, спешит на поле боя. И так же много гигантов, яростных, страдающих или обессилевших от полученных ран.

На рельефе Пергамского алтаря нет точно рассчитанного ритма Панафанейского фриза, нет ни отдельных групп, ни пауз между ними. Нет и единой цели, к которой было бы направлено бурное движение. Нет ни кульминации боя, ни моментов разрядки, когда утомленные бойцы немного переводят дух. Здесь всюду нечеловеческое напряжение. Кажется, что напрягся мрамор, что фигуры с силой вырвались из камня, чтобы сплестись в смертельной схватке.

Пергамский алтарь словно создан из контрастов. Контрасты света, играющего на буграх атлетических мышц, и глубоких теней в складках одежд. Контраст между ликованием и страданием, между победителями и поверженными, между бурной динамикой окружающего алтарь рельефа и спокойной гармонией венчающей его ионической колоннады.

Аттал уподобил свою победу над галатами победе богов и этим протянул еще одну нить от классической Эллады к своему царству. Он был из иного теста, нежели Деметрий. Аттал не украшал себя златотканой мишурой, не требовал почестей, подобных божественным, а в театре он отличался от своих подданных только тем, что сидел в мраморном кресле. Но это не значит, что Аттал не был честолюбив. Напротив, он мечтал о Славе, но он был умнее и дальновиднее Деметрия. Прославляя себя и свой род руками художников, Аттал и его преемники приравнивали себя к богам. Недаром Гелиос на Пергамском фризе имеет лицо царя Пергама, победителя галатов.

Когда Фидий изобразил себя на щите Афины, он попал за это в тюрьму. В Афинах на человека, посмевшего увековечить себя рядом с богами, смотрели как на святотатца: он нарушал равенство между свободными. В Пергаме не было равенства, здесь был всемогущий царь, правда, по примеру Перикла, одетый так же, как остальные горожане, но тем не менее, царь. Царь этот, подобно богам, был волен над жизнью и смертью своих подданных. Хотя этот царь и делал вид, что блюдет традиции греческой демократии, он тем не менее оставался царем, а значит должен был быть изображенным в виде бога.